«We ain’t broke, so stop trying to fix us.»
Virginia Prince, 1997

В нарративном подходе мне близко именно это: отказ декларировать, что правильно и неправильно.
Отказ от выдачи диагнозов и последующей «починки» человека.
Отказ сравнивать поведение, выборы и ценности другого с тем, что делают и выбирают другие «нормальные». Отказ принимать во внимание описание патологий и заведомо ошибочных путей. Отказ становиться на позицию доброго доктора, который сейчас выяснит, что именно болит, и примет решение удалить лишнее хирургическим путем.
Мне близок нарративный подход: в нем нет заранее установленного понимания верного и неверного. У него нет общей рамки, в которой стоит работать. Пришедший к нарративному практику человек сам задает направление беседы и может в любой момент предложить другое развитие. У опытного нарративного практика не заготовлены вопросы заранее: каждый следующий ответ влияет на то, каким будет новый вопрос.
Нарративную сессию нельзя заранее запланировать. Она выстраивается от пришедшего человека и целиком зависит от него. В вопросах нет ничего скрытого, в их задавании нет желания привести собеседника к чему-то. Все идеи, «зашитые» в вопросы, достаются и представляются нагими. Нарративный практик может сказать: «Вы знаете, на меня действует идея о том, что человек имеет право выбрать авторство своей жизни. Что вы об этом думаете?».
В нарративной практике много свободы. Настолько много, что бывает даже страшно. Нет железобетонных опор, за которые практик может схватиться раз и навсегда. Работаешь собой, и чем ты живее и уязвимее, тем лучше идет сессия. Есть принципы и подходы основателей теории, но не более того. Каждый нарративный практик работает по-своему.
Сам по себе такой подход может быть удивительным, непривычным и довольно-таки целительным для тех, кто привык получать советы и ждать извещений о прибытии волшебной кнопки. Сложнее для обеих сторон, да. Как говорил Майкл Уайт, эти вопросы действительно можно назвать странными, но не странные вопросы вам уже не помогли.
Нарративный практик присутствует и изо всех сил старается не вносить своего. Поддерживает пространство, в котором собеседник выбирает направление, тему, утверждения и выводы. Задаёт вопросы, помогающие обратиться к своему — а не «должному» или «рекомендованному».
Нарративный практик умеет выдерживать настоящесть человека, с которым находится рядом. И засвидетельствовать: да, все так. Я тебе верю. Что ты собираешься делать из этой точки, когда вот об этом обо всем подумал?
«We ain’t broke, so stop trying to fix us», — такую вывеску я нашла на временной трансгендерной экспозиции берлинского музея гомосексуальности в 2012. Эти слова до сих пор со мной. Не нужно никого чинить. Не нужно никому рассказывать, как им жить. Не нужно считать, что другой — отличающийся от тебя по опыту, рождению или выборам — только и ждет, чтобы стать такой, как я, и мне следует его к этому привести. Вовсе нет.
Нарративная практика, на мой взгляд, не только согласна с этим утверждением — она претворяет его в жизнь. Активное безоценочное присутствие. Внешнее свидетельствование. Внимательное деятельное выслушивание.
Вместо починки — быть рядом. Вместо советов — задавать вопросы. Вместо высказывания своего мнения — рассказывать об образах, которые возникли во время слушания.
Нарративная практика — не волшебный тренинг, на котором вы «раз и навсегда избавитесь от…» и отсечете не нравящиеся вам стороны. Скорее наоборот. Пространство, в котором вас наконец видят. В котором вы можете — не насовсем, а на время, пусть только для проверки, нравится ли вам это — быть собой.
Пространство, в котором вас принимают всерьёз.
Добавить комментарий