(отрывок из главы «Persistence», книга «Big Magic», автор Элизабет Гилберт, перевод мой)
Лет в шестнадцать я поклялась стать писателем.
Всерьез. Некоторые с похожей убежденностью в похожем возрасте уходят в монастырь.
Мне даже пришлось придумать текст для писательской клятвы. Никакого общепринятого я не нашла. Поэтому я удалилась в свою келью, то есть комнату, выключила свет, зажгла свечу, встала на колени и поклялась в верности писательству на всю жизнь.
В своей клятве я не обещала стать известным писателем: что-то мне подсказывало, что повлиять на это напрямую я не могу. Я не мечтала стать великой писательницей: кто знает, откуда приходит гениальность и можно ли ее воспитать? Я не ставила себе сроков и условий (например, «а если к тридцати ничего не выйдет, то брошу писательство и начну искать новое»). Нет.
Я скромно пообещала себе (и всему миру тоже), что я буду писать каждый день, несмотря на наличие или отсутствие результата. Я пообещала быть храброй, благодарной… и по возможности не ныть.
Я сказала, что никогда не взвалю на писательство обязанность оплачивать мои счета. Я пообещала, что буду получать деньги за другое. Что бы ни происходило на писательской ниве, я позабочусь о том, чтобы мне было где жить и что есть.
Я не стремилась к популярности, я просто мечтала проводить часть повседневной жизни в акте писания, рядом с источником любопытства и радости.
Поэтому я поклялась в верности писательству.
**
Эту клятву я держу до сих пор. За эти годы я нарушила многие обещания (включая брачный обет), но писательство не предала.
Даже в самый нелегкий возраст (двадцать с чем-то, очень раздерганный период) я уделяла время писательству.
Я писала каждый день. Мой тогдашний бойфренд-музыкант тоже играл ежедневные гаммы. А я писала выдуманные сценки. Смысл один: продолжать практиковаться, не забрасывать любимое занятие.
Иногда вдохновения не было, тогда я ставила таймер для варки яиц на тридцать минут. Писала всё, что приходило в голову, даже полный бред. Но писала.
Однажды по работе я взяла интервью у Джона Апдайка. Он сказал, что лучшие романы были написаны так же: он уделял писательству по часу в день.
Я подумала: уж выдергивать полчаса в день всегда можно. Даже если в жизни бардак или если мне кажется, что я пишу отвратительно.
Писала я действительно так себе. Иногда мне казалось, что я вырезаю нечто из слоновой кости, надев кухонные рукавицы. Ничего не выходило быстро, а иногда и совсем ничего не выходило.
Я тратила один год на один рассказ. Я подражала любимым авторам. А кто из вас не пробовал писать, как Хемингуэй? Все начинают с этого. Сначала — имитация, потом — новаторство.
Легко не было. Но это меня не пугало.
Я никогда не хотела, чтобы писательство шло легко. Я хотела, чтобы мне было интересно. И это требование всегда выполнялось.
Даже когда ничего не выходило, мне все равно было интересно. Мне и сейчас интересно. Меня ничего и никогда так не интересовало, как текст. Это моя главная мотивация. Именно поэтому я продолжала работать, даже когда не видела результата годами.
Потихоньку я начала писать лучше.
Жизнь проста и щедра. Чем больше времени уделяешь чему-то, тем лучше у тебя получается.
Если бы я провела десять лет на баскетбольной площадке, или на кухне по локти в муке, или изучая автомобильные внутренности, я бы наверняка стала специалистом в этих областях.
Но я научилась писать.
**
Я продолжала работать.
Я продолжала писать.
Я ничего не публиковала. Но я не расстраивалась.
Я проходила индивидуальное обучение у самой себя.
Годы дисциплинированной работы за письменным столом помогли разобраться в эмоциях по отношению к творчеству. У моей творческой жизни обнаружились циклы.
— Ага, — научилась говорить я, когда мне начинал надоедать новый проект через пару недель, вначале приносивший полный восторг. — Это нормально. Сейчас я буду подозревать, что зря за это взялась. Так обычно и бывает. Спокойно!
А также:
— Ага, обычно в этот момент я говорю себе, что не способна в принципе написать нормальное предложение.
— Ага, вот я, как обычно, сержусь на себя, потому что ничего не получается.
— Ага, теперь я волнуюсь, что напишут критики, если книгу вообще когда-нибудь издадут.
Или, когда работа над проектом заканчивается:
— Ага, в этот момент я обычно впадаю в панику насчет того, что у меня нет свежих идей и я больше ничего не напишу.
Годы усидчивой работы над текстом подарили мне железобетонное доверие к процессу. Все стадии паники проходят, причем обычно в известной заранее последовательности, ровнехонько друг за другом. Это обычная человеческая эмоциональная реакция на неизвестность.
Но кроме страха, у меня внутри есть еще что-то.
Со мной говорит моя личная творческая энергия.
«Не торопись… не убегай… побудь здесь … доверяй мне».
Я доверяю ей.
Шеймус Хини, нобелевский лауреат, сказал примерно так:
«Когда учишься писать стихи, не имеет смысла надеяться, что из этого сразу что-нибудь выйдет.
Поэт-новичок достает ведро из колодца наполовину пустым, а иногда и вовсе зачерпывает только воздух.
Это нелегко. Но стоит продолжать. Со временем цепь будет разматываться с готовностью, позволяя зачерпнуть больше воды.
Поэт последовательно учится проникать глубже: под водную гладь, под собственную кожу».
**
В то время, как я проходила индивидуальное обучение писательству у самой себя, параллельно у меня всегда была постоянная работа. Или несколько работ.
Даже когда мои книги начали публиковать, я продолжила работать. Я обеспечивала безопасное существование делу всей моей жизни.
Я продолжала работать после публикации трех книг в крупных издательствах, хороших отзывов в «Нью-Йорк Таймс» и номинации на книжную премию.
Я уволилась только после публикации (и безумного, неожиданного успеха) книги-мемуаров «Есть, молиться, любить». Вы, наверное, слышали о ней.
После этого уже не было необходимости в работе, поддерживающей меня на плаву.
Почему я так долго ждала?
Всё просто: я не хотела ничего требовать от писательства.
Мне было важнее позволить себе спокойно писать.
Я видела, как многие мои знакомые уничтожали собственный талант, пытаясь заставить его срочно приносить определенный регулярный заработок. Художники сводили себя с ума, считая себя неудачниками, будучи не в состоянии обеспечить семью продажей картин. Многие в итоге перестали творить вовсе, не сумев пережить «неудачу» (читай — несовпадение доходов и расходов).
Я считаю это жестоким отношением к призванию.
Это ж творчество, а не банк, черт побери!
Если ваше вдохновение приносит стабильный доход, я очень рада. Мы тут все об этом мечтаем.
Но не позволяйте своей мечте превратиться в ночной кошмар.
Говорить «творческие люди не обязаны думать о деньгах» неразумно и незрело. Не стоит подходить к себе незрело: это говорит о неуважении и не приводит ни к чему великому. Выпускать на волю внутреннего ребенка — отлично, относиться к обязательствам инфантильно — нет.
Не смейте мечтать найти богатенького супруга или заполучить наследство. Выиграть в лотерею. Найти идеального помощника, который снимет с вас все рутинные заботы и позволит посвятить себя творчеству в идеальных условиях, где-то далеко от реальности.
Ну эй!
Мы же с вами в реальном мире, а не в животе у мамы.
Посмотрите вокруг: люди веками справляются совмещать жизнь и творчество. Кроме того, зарабатывать себе на жизнь — достойное уважения умение. То уважение, с которым вы отнесетесь с собой, укрепит ваши творческие порывы.
Бывает, что творчество приносит деньги не всегда. Скажем, это может зависеть от сезонности. Не стоит думать, что это «кризис», это нормальное течение творческого процесса. Его нельзя полностью запланировать!
Бывает, что вы рискнули и затеяли какой-то творческий проект, но что-то пошло не так. Теперь вам следует наняться к кому-нибудь и накопить деньги до следующей попытки. Это нормально. Просто идите и поработайте.
Вопли в духе «А ну срочно принеси мне денег и побольше» производят на творческие процессы примерно такой же результат, как на кошку. И кошка, и творческие процессы понятия не имеют, о чем это вы — а еще им страшно, потому что вы орёте и лицо у вас перекошено.
Благодаря постоянной работе я могла сказать своему творческому процессу: «Ну слушай, не волнуйся. Сегодня не вышло. Бывает. Я подожду. Ты соберись, я тебя не тороплю».
Я брала роль зарабатывальщика на себя, чтобы творческие процессы могли быть феей, музой и вдохновительницей.
Поэтому с полной уверенностью я говорю вам: «Прекратите давить на себя. Найдите работу и творите в свободное время».
Нет ничего стыдного в наличии работы. Стыдно — распугивать вдохновение, заставляя его бежать, как взволнованный хомяк в колесе, не позволяя ему реализоваться.
Так что если вы решите бросить работу и удариться в творчество, вы извините, но я вас не поддержу.
Я скажу вам по секрету: если бы «Есть, молиться, любить» не пробила потолок популярности, я бы до сих пор работала. И писала бы.
Тони Моррисон тоже просыпалась в пять утра, чтобы посидеть над романами, потому что потом ей нужно было идти на работу.
Джоан Роулинг тоже работала и писала одновременно, будучи матерью-одиночкой на пороге бедности.
Люди делают это не потому, что у них слишком много свободного времени и энергии. Люди делают это для того, чтобы проявить заботу к своим творческим процессам. Потому что здоровый и довольный творческий процесс для них важнее, чем пару лишних часов сна.
Если вы родились в богатой семье и никогда не работали, этот текст не для вас.
Но если нет — имейте в виду, пожалуйста.
Добавить комментарий