Брене Браун. Идеологически верное, но разрушительное одиночество

Отрывок из книги Braving the Wilderness: The Quest for True Belonging and the Courage to Stand Alone, перевод мой:

Перед американскими выборами 2016 года (и особенно — после них) на меня посыпался поток писем с вопросами. Люди, знающие меня лично, искали ответ на вопрос: «Как общаться с близкими, которые придерживаются противоположных политических позиций?». Знакомых у меня много, об этом спрашивали с обеих сторон баррикад.

Проблема охватила всю страну: люди не могут разговаривать с семьей и друзьями, потому что любая тема плавно перетекает в горячие политические дебаты.

Перед днем благодарения даже ходила такая шутка: подавайте на семейный ужин пластиковые приборы, чтобы не было человеческих жертв.

Я вспомнила книгу Вероники Рот «Дивергент».

(прим. переводчика:

По этой книге сняли фильм.
Слоган фильма: «Ты опасен, если ты другой».
Если вы, как и я, не смотрели фильм и не читали книгу, вот сокращенное описание из Википедии:

Общество разделено на пять фракций: «Эрудиция», «Дружелюбие», «Искренность», «Отречение» и «Бесстрашие». Каждая из них объединяет в себе представителей определённого типа. Каждый подросток, достигший 16 лет, должен пройти тест, чтобы определить, к какой фракции он принадлежит, а на посвящении либо довериться тесту, либо остаться в своей фракции или же по зову души выбрать другую фракцию. Главная героиня Беатрис Прайор, проходя тест, обнаружила, что ей подходят сразу все фракции. Таких людей называют дивергентами. Общество очень боялось дивергентов, ибо они не умеют подчиняться и нестандартно мыслят. Не признаваясь, Беатрис выбирает «Бесстрашие», потому что всегда восхищалась этой фракцией.)

То, о чем Вероника пишет в книге, до боли похоже на то, как люди разделились по идеологическим и политическим убеждениям вокруг меня. «Фракция превыше семейных связей». Отдаляясь от людей, которых мы хорошо знаем, чтобы общаться с идеологически верными незнакомцами (которых мы едва знаем, которым мы не очень верим и кого мы точно не любим) — мы теряем базовые, необходимые, жизненные и бытовые связи.

Незнакомец, который голосует так же, как и я, не отвезет меня на химиотерапию и не привезет ужин, когда болеют дети — хотя, конечно, разговаривать о политике с ним приятно, острых углов в общении на эту тему мы не найдем.

Прежде чем отказаться от родных, которые голосуют иначе, стоит попробовать научиться затевать в семье сложные и уязвимые разговоры, выстраивать границы и выслушивать истории о переживаниях, которых мы не ощутили на собственной шкуре.

Я двадцать лет преподаю в Хьюстонском университете. Это самое расово и этнически разнообразное исследовательское учреждение в Соединенных Штатах. Я как-то раз задала вопрос шестидесяти выпускникам, группе с удивительным разнообразием рас и культур, сексуальной ориентации и идентичности.

Я спросила: совпадают ли их политические и социально-культурные убеждения с дедушками и бабушками. 15% ответили: совпадают или почти совпадают, 85% назвали широкий спектр ощущений от мягкой неловкости до острого стыда.

На вопрос — готовы ли выпускники разорвать отношения с семьей ради своих убеждений — все они ответили отрицательно.

В 1976 году меньше 25% американцев жили в городах и селениях, где в результате выборов кто-то один побеждал со значительным перевесом. Другими словами, мы жили бок о бок с людьми других убеждений. Мы находили возможности разговаривать с нашими соседями несмотря на это.

В 2016 году 80% регионов страны отдали большинство голосов либо Дональду Трампу, либо Хиллари Клинтон. Многие из нас живут в окружении людей с нашими политическими взглядами. Хорошо ли это? С одной стороны, да: нам проще говорить с соседями. С другой — мы разучились вести диалог с теми, кто с нами не согласен. Мы считаем, что все с нами согласны, избегая сложных разговоров с теми, кто живет по-другому. Мы разделяемся, а не объединяемся.

(прим. переводчика: а ещё окружение себя исключительно теми, кто мыслит похожим образом, гарантировано, если вы пользуетесь фейсбуком и другими сайтами, где лента подстраивается под вас, рекомендуя то, что вам уже нравится. Хотели сделать удобное, а сделали разделяющее людей на лагеря: об этом говорит Йован Савович, основатель dirty и Лепрозория)

Давайте сравним эти цифры с результатами исследований одиночества (не в смысле «быть одному», а в смысле «переживать неуютное ощущение одиночества»).

В 1980 на такое неуютное ощущение одиночества жаловались 20% американцев. Сейчас это количество удвоилось. То же самое происходит в других странах по всему миру. Мы находим единомышленников, которых не очень хорошо знаем, отстраняемся от тех, кто с нами не согласен — а физическое ощущение изоляции и беспомощности только усиливается. Для того, чтобы оно пропало, нужны глубокие, удовлетворительные отношения с несколькими людьми, готовыми выслушивать и поддерживать нас. Возведение идеологических стен не изгоняет одиночество. Скорее наоборот.

Создатель социальной нейронауки Джон Качиоппо исследует одиночество больше двадцати лет. Он описывает нежелательное ощущение одиночества как «ощутимую социальную изоляцию». Это ощущение вызвано опытом невключенности в значимые глубокие отношения — семейные, романтические, дружеские, рабочие, волонтерские.

Важно: «быть одному» и «переживать одиночество» — не одно и то же. Как интроверт, я люблю быть одна — и временами переживаю одиночество рядом с людьми. В нашей семье переживание одиночества принято называть «одиноковатостью».

Сколько раз я звонила Стиву из поездок и жаловалась, что мне одиноковато! Обычно в таких случаях помогает поболтать с ним или детьми. А бывает, что работает и такой совет Стива: «Тебе нужно побыть одной, например закрыться в комнате в отеле и никуда не ходить». Удивительно, но качественное одиночество избавляет от одиноковатости. Самое одиноковатое ощущение у меня бывает рядом с теми, с кем я не хочу в этот момент быть.

Что заставляет нас разбиваться на фракции и отгораживаться от людей с другими политическими и общественными взглядами, пускаясь в одиноковатость? Я считаю, что за это ответственен страх. Страх уязвимости. Страх почувствовать боль. Страх быть отвергнутым. Страх критики и ярлыков. Страх не соответствовать. СТРАХ.

Я начала исследовать эту тему перед катастрофой 11 сентября — и настойчиво наблюдала за тем, как страх меняет нашу нацию. Я пишу об этом в каждой книге. Семьи, сообщества, компании — всё пошатнулось. Терроризм — только одна сторона страха. Есть и насилие, и проблемы, связанные со свободной продажей оружия, и дискриминация, и другие проблемы, вызывающие массу страха.

За пятнадцать лет исследования страха я поняла, как важно разговаривать о страхе и горе открыто. Если мы ответим с любовью и уязвимостью, будучи готовыми действовать и добиваться справедливости — то со страха и горевания начнется долгий процесс исцеления (в случае 11 сентября — исцеления всей страны).

Но если мы объединяемся не для общения, а для того, чтобы ненавидеть одних и тех же идеологических противников — беда. Никакого исцеления нам не дождаться. Мы прячемся в бункерах, выставляем охрану — потому что боимся, боимся, боимся. Нас объединяет не желание сделать что-то более справедливым и человечным, нас объединяет ненависть к одним и тем же людям. Наше протестное движение кормит наш нескончаемый страх.

Нам нужны открытые обсуждения. Нам нужно быть готовыми к тому, что они будут некомфортными. Единственная альтернатива разговору — это поделиться на группы и выстроить стены, разрушающие семьи, сообщества и компании.

Можем ли мы найти путь к себе и друг к другу, продолжая верить в то, во что мы верим? И да, и нет. Нет, потому что не все смогут совместить одно с другим, полагая, что единственная защита их верований — отказ их обсуждать, нападая на собеседника, дегуманизируя его. Я верю, что уязвимость и эмпатия могут разрушить стены между нами — конечно, если мы позволим им упасть.

Продолжать прятаться — непродуктивно. Придется выстраивать здоровые психологические границы, проявлять внимание и бережность, слушать и говорить. И меняться, выстраивая инклюзивные принципы, которые не отказывают другим людям в их праве быть человеком. Иначе одиноковатости не избежать.